Поэзия

Проклятые поэты

Если углубляться в точные понятия, то литературного течения под названием «проклятые поэты» ни во Франции, — ни где бы то ни было, — не существовало никогда. В отличие от реальной «парнасской школы», объединенной вокруг антологии «Современный Парнас» (три выпуска в1866 — 1876 годах), вокруг строго очерченных программ Теофиля Готье, Леконта де Лиля, Жозе-Марии де Эредиа и других поэтов, следовавших совершенно определенным канонам, — она-то была. А вот мысль о том, что существуют (во многом — именно в противовес парнасцам) еще и «проклятые поэты», родилась в голове одного человека и была закреплена им в цикле статей об отверженных и непризнанных собратьях по перу. Цикл статей назывался именно так - «Проклятые поэты». Автором этих статей был Поль Верлен.

Имажинэр

Авторы «Имажинэра» провозглашают Новый и Последний век. Но что предполагает в нас самих общую волю во времени? Участвуют ли наши глаза, наши слова, края наших пальто, перчатки и тени в обмене кислородом и идеями, памятью и снами, плодами нашего воображения с каждым встречным без исключения? «Поэзия – это дело всех», - говорил Лотреамон, которому посвящены блистательные страницы альманаха. Авторы провозглашают начало Бронзового века так, как человек, решив сделать что-то на первый взгляд невыполнимое, что-то вопреки, усиливает свой вызов тем, что провозглашает своё намерение, и дает во всеуслышание слово. «Вопреки» - это важное, достаточное слово, синоним слова «вовеки» - «на весь последний век».

ДЖАЧИНТО ШЕЛСИ: НА ПОДСТУПАХ К АЛХИМИИ ЗВУКА

Граф Джачинто Шелси ди Айала Вальва (1905-1988), аристократ, поэт и композитор, был одним из самых экстраординарных музыкантов двадцатого столетия. Всемирное признание и распространение творчества этого аутсайдера нового музыкального мира и эксцентрика, которого долго игнорировали, началось лишь в середине 80-х, когда творческая активность престарелого композитора уже начала угасать. Визионер и мистик, он видел будущее музыки в возвращении к атавистическому состоянию изначальной индоевропейской пан-культуры и разработал соответствующую музыку для воплощения своих идеалов.

Бронзовый век – золото Евразии

В «Закате Европы» Освальд Шпенглер констатирует факт: искусство более не принадлежит внутренним возможностям эпохи – и советует направить энергию (тем, у кого она имеется) на техническое усовершенствование цивилизации, на военное дело и политику. Культура Западного мира исчерпала свои ресурсы – таков диагноз великого мыслителя. Согласятся ли с ним современные художники, писатели, драматурги, поэты, выявляющие суть бытия эпохи с помощью художественных средств? И могут ли они возникнуть – подлинные Творцы – в мире, вдохновляющем на разрушение, а не на созидание?

Шарль Бодлер. Моё обнажённое сердце.

О разрежении и сгущении моего «я». Всё — в этом.
О некоем чувственном наслаждении, испытываемом в обществе сумасбродных людей.
(Я думаю приступить к «Моему обнаженному сердцу»;
не зная, с чего и как начать его, я предполагаю продолжать свою работу изо дня в день, смотря по вдохновению и в зависимости от обстоятельств, лишь бы только это вдохновение было достаточно сильно.)

Арт-Салон «Бронзовый век»

Мы живём в эпоху глубокого кризиса культуры и осквернения интеллектуальной среды. Это не сухая констатация, а незамаскированное отчаяние тех немногих, кто, даже находясь посреди бездуховной пустыни 21 века, ещё отваживаются говорить о возрождении искусства и философии. «Куда угодно, прочь из этого мира!» - кричим мы вслед за Бодлером. Мы имеем все метафизические основания на то, чтобы требовать Иного. Революция 1917 года привела к уничтожению аристократических салонов. Мы возвращаемся к инициатическим беседам и салонным вечерам. Аристократическая духовно-интеллектуальная элита России, наследники Серебряного века, открывают век Бронзовый, век героев и титанов. Нашими ориентирами неизменно являются высочайшие образцы элитарного искусства.

Эзра Паунд. Парацельс в небесах (в переводе Александра Дугина)

Зачем мне притворяться человеком
и надевать наряд из хрупкой плоти,
ведь я не человек...
Я знал людей и знал людей еще,
но ни один из них не вырос в сущность
и ни один стихией стать не смог столь чистой,
только я. Никто, лишь я.

Орфические гимны

Я придорожную славлю Гекату пустых перекрестков,
Сущую в море, на суше и в небе, в шафранном наряде,
Ту, примогильную, славлю, что буйствует с душами мертвых,
Ту нелюдимку Персею, что ланьей гордится упряжкой,
Буйную славлю царицу ночную со свитой собачьей.
Не опоясана, с рыком звериным, на вид неподступна,
О Тавропола, о ты, что ключами от целого мира
Мощно владеешь, кормилица юношей, нимфа-вождиня,
Горных жилица высот, безбрачная — я умоляю,
Вняв моленью, гряди на таинства чистые наши
С лаской к тому волопасу, что вечно душою приветен!

Иван Голль

Смерти, так близко подошедшей к нему, он прокричал все те слова страха перед ее великой мистерией, вместившие в себя и его экстатическую скорбь, и его ужас перед демонизмом распада, его отчаяние перед лицом безумия земного мира и предчувствие того, что ждет нас в мире ином, и в конце концов все те слова покорности и мудрости, которые другие больные в палате способны были выразить только глухими криками и вздохами или бормотанием на диалекте. Он был их лирическим представителем перед Той, что держит в руке символическую косу.

Страницы

Subscribe to Поэзия