Театр

Ежи Гротовский. Упражнения. Размышления о технике актера

Обычно, говоря об упражнениях, имеют в виду некий набор парагимнастических элементов и движений, призванных натренировать ловкость актера.

В пантомиме, например, считается, что надо постоянно повторять определенное число знаков — жестов и прочих «двигательных» знаков — таким образом, чтобы путем повторений присвоить их себе, заставив функционировать в качестве выразительности, присущей миму. Таков пример классической пантомимы.

В классическом восточном театре, например в Пекинской опере, в индийском театре Катхакали или в японском театре Но (хотя в последнем и в более ограниченной степени, чем в Пекинской опере), действительно существует определенный вид алфавита знаков, являющихся выразительными знаками тела.

В Европе, впрочем, почти всегда говорится о «знаках — жестах», что неточно, потому что не только жесты входят в их число, но также и различные, полные значения движения и позиции тела, и определенное количество вокальных голосовых знаков. Именно в классическом восточном театре по-настоящему ставилась проблема: каким образом актер должен научиться набору знаков и каким образом он должен потом их совершенствовать.

А ведь это не двадцать и не тридцать знаков, а сотни. Актерский тренинг в таком театре основывается на ежедневной работе, в которой отрабатываются знаки, а также совершенствуется естественная ловкость тела для того, чтобы в дальнейшем воплощать эти знаки уже без сопротивления; ищутся, наконец, способы снятия физических блокировок актера — в смысле некой вялости, энергетической энтропии.

Выполняется целая серия так называемых акробатических упражнений, чтобы избавиться от естественных ограничений, создаваемых пространством, силой земного притяжения и т.п.

Восточный театр выступает как бы моделью театра алфавита. Европейская пантомима в определенной степени — тоже. Это те виды зрелищных искусств, где актеры достигли относительного профессионального совершенства и где великие актеры производят впечатление магов. Они до такой степени являются мастерами своего тела — в смысле мастерства самой его профессиональной лексики, — что рождается впечатление чуда.

Ежи Гротовский. Действие буквально

В тот период, когда я ставил спектакли, самой важной частью работы были репетиции. Поэтому, когда спектакль уже игрался — даже сотни раз,- мы возвращались к репетициям. Во время репетиций между нами иногда в самом деле что-то происходило. Когда я говорю: в том, что мы сейчас делаем, произведением является процесс, а не результат, это можно соотнести — на другой уровне — с теми прежними репетициями. В каком-то смысле сейчас произошло открытие для участников со стороны — чего-то, что некогда происходило на репетициях. Конечно, материя этого опыта другая, но такое сравнение может что-то объяснить.

Опыт может продолжаться много часов, может длиться много дней и ночей, наиболее критическим моментом является достижение той точки, в которой участники уже теряют надежду, что что-нибудь произойдет. Пока надежда есть, до тех пор работает воображение: что же должно произойти? Идут к цели, а не-существуют. Вначале каждый из участников считает, что должен что-то сделать. Нечто, что считает обязательным. Кто-то, например, думает, что должен петь или танцевать. Кто-то другой — что должен испытать сильные внутренние переживания, и он, скажем, пускается в медитацию. Кто-то, в свою очередь, полагает, что должен быть свободным, раскованным — то есть диким,- и очень громко кричит. Кто-то еще считает, что это должна быть дружеская встреча, и старается проявлять к другим, которых не знает, сердечность. Трудно понять, почему нужно проявлять к кому-то сердечность, если для этого нет причин. Кто-то кого-то чуть ли не ласкает. Кто-то ищет контактов: или прикасается к кому-то, или вперяет в него взор. Но нужно иметь терпение. Нужно позволить каждому спеть свою арию. И в результате оказаться в наивысшей точке. Все уже сыграл — и ничего... Уже даже вспотел, устал, ему уже даже не хочется. И вот только тогда — все возможно. Потому что вдруг кто-то кого-то увидит. Вдруг кто-то сделает что-то очевидное.

Йоханнес Бергмарк "Буто - Восстание Тела в Японии"

Буто - сюрреалистический подход к телу и духу. Он раскрывал танцора полностью от его самого примитивного бессознательного состояния мертвого тела, камня и воздуха до "плоти космоса" с бесконечными возможностями.
Танец Темноты развивался с конца 50-х прежде всего Тацуми Хиджикатой (1928 - 1986) и был направлен против реакционной Японии под американским правлением. Манифесты буто создавались в ситуации, подобной появлению сюрреализма после Первой мировой войны. И даже многие из литературных источников, вдохновивших их, были теми же самыми: Арто, Лотреамон, Сад. В буто использовалась театральная теория Арто, Хиджиката и Мин Танака использовали текст Арто, его, " Pour en finir avec le jugement de Dieu" («Что Делать С Божьим судом»); Хиджиката и Кацуо Оно создали перформанс после прочтения «Мальдорора» Лотреамона.

Сперанская Н. Théâtre de la Cruauté “Apollyon”

В черновиках Фридриха Ницше встречается заметка о том, что древние римляне смотрели театральные представления стоя. В те времена декорации античной драмы напоминали оформление территории храмов. Сцена была священным местом. Местом присутствия божества. Отношение к пространству может быть разным. Мы предлагаем нетрадиционные модели сценического пространства - в театре «Аполлион» пространство имеет центр, внутрь которого режиссёр помещает либо актёра, либо зрителя (в зависимости от поставленных задач).

Ежи Гротовский. Перформер

Перформер с большой буквы — это человек действия. Это не тот чело век, который играет роль другого. Это танцор, жрец, воин: это человек, стоящий выше категорий искусства. Ритуал — это перформенс, законченное действие, акт. Выродившийся ритуал — это спектакль. Я не собираюсь делать никаких открытий, я просто вспоминаю забытые вещи. Вещи такие древние, что все многообразие эстетических категорий к ним не применимо. Я — учитель Представления. Я воспитываю перформера. Я говорю в единственном числе, потому что учитель — это некто, несущий в себе учение, учение должно быть воспринято, но ученик должен воспринять и отк рыть для себя учение сам, персонально. Не так ли и учитель научился? Это инициация или похищение знания. Перформер — это образ жизни. Можно назвать его человеком знания, если вам нравится романтическая лексика Кастанеды. Мне ближе образ Пьера де Комба. Или даже Дон-Жуана, описанного Ницше: бунтовщика, который должен покорить знание, и даже если он не проклят окружающими, он все равно ощущает свою непохожесть, он как аутсайдер. В индуистской традиции существует феномен «вратий» (банды мятежников). Вратия — это некто, идущий покорять знание. Человек знания располагает «деланием", а не идеями и теориями. Что может сказать истинный учитель своему ученику? Учитель говорит: «Сделай это". Ученик тщится понять, превратить неизвестное в известное: он пытается избегнуть делания. Самим желанием понять он уже сопротивляется знанию. Он может понять только тогда, когда сделает. Он делает или не делает. Знание — это вопрос делания.

Николеску Питер Брук

Углубленное исследование смысла театра, которое проходит через всю деятельность Питера Брука, неизбежно привело его к необходимости исследования Традиции. Если театр вырастает из жизни, то самой жизни и следует задавать вопрос. Понимание театральной реальности также влечет за собой и понимание действующих сил этой реальности, которыми являются участники всякого театрального действа: актеры, режиссер, зрители. Человеку, отрицающему все догмы и замкнутые системы мысли, Традиция предлагает в качестве альтернативы идеал единства. Она говорит о неизменной сути единства, хотя оно и проявляет себя в бесконечном разнообразии форм. Имея в качестве своего центра постижение единства, Традиция решает эту задачу, изучая бесконечное многообразие реальности. И, наконец, Традиция говорит о понимании, основанном на прямом опыте, а не на объяснениях и теоретических обобщениях. Тогда не является ли театральное событие как таковое, прежде всего "опытом", а не чем-либо иным?

Арто Театр и его дубль

Одна из причин удушливой атмосферы, в которой мы живем без надежды на обжалование или побег, – атмосферы, к созданию которой все мы, даже самые революционные из нас, приложили руку – заключена в почтении ко всему написанному, сформулированному или нарисованному, к тому, что обрело форму, – как если бы всякое выражение не исчерпало себя вконец, не подошло к той точке, в которой всем вещам следует испустить дух, чтобы затем вернуться и начать все с начала. Нужно покончить с идеей шедевров, предназначенных для так называемой элиты, шедевров, которые не понимает толпа; нужно признать, что внутри духа нет заповедных областей, как нет их для тайных сексуальных сближений.
Шедевры прошлого хороши для этого прошлого: они не годятся для нас. Мы имеем право сказать то, что уже было сказано, и даже то, что не было сказано, способом, присущим только нам, способом непосредственным, прямым, отвечающим нынешним типам чувствования, способом, понятным для всех.

Страницы

Subscribe to Театр