ВОЗРОЖДЕНИЕ ИЛИ ВЫРОЖДЕНИЕ, или Быть ли новому Ренессансу в России

Открытая переписка. Часть 2

 

Игорь Лукашенок – Натэлле Сперанской (30 мая 2015 г.)

Позицию Вашу я, кажется, теперь осознал. И скажу Вам, что она чрезвычайно мне близка. Есть, однако, в Вашей парадигме и то, что вызывает во мне сопротивление. Но, повторюсь, во многом мы с Вами близки. Оба склонны к традиционализму, оба идём от метафизики, оба стремимся к синтезу и т.д. Думаю, что основное наше расхождение лежит в области воли. Я по мировоззрению пантеист, а потому всюду вижу божественное саморегулирующееся начало. Вам ближе христианский дуализм, предполагающий соперничество человека с божественным, овладение божественными свойствами через магию. У меня всё предначертано, у вас - всё требует завоевания. Если я истолковал Вас превратно, то поправьте меня. Можете опубликовать этот мой ответ, если он поможет нашей дискуссии развиться и вызвать сторонний интерес.

 

Натэлла Сперанская – Игорю Лукашенку (30 мая 2015 г.)

Игорь, должна внести маленькую, но очень важную поправку: я не являюсь приверженцем той или иной религии и, по существу, мне по-настоящему близка не христианская, а до-христианская античная парадигма, но поскольку в России доминирует первая, я стараюсь не использовать всецело «инструментарий», понятный меньшинству (в тех случаях, когда хочу быть услышанной). Я мыслю в "языческой" парадигме, но вынуждена изъясняться более многогранно, захватывая и христианскую картину миру, если хочу избежать обвинений в нарочитом "затемнении" языка. Вы читали "Герметическую Традицию" Юлиуса Эволы? Уже в первых главах автор делает строгое различие между двумя подходами к Ars Regia (Царское Искусство). 1) "Царская" инициатическая традиция, согласно Эволе, восходит к единой изначальной Традиции. Это ГЕРОИЧЕСКАЯ традиция, где ключевыми словами являются "реализация" и "победа". Головин называл этот алхимический путь "языческой (дионисийской) алхимией". Именно на этом пути существует необходимость теомахии, борьбы, теургического жеста, позволяющего вступить в контакт с универсальной (божественной) силой. 2) "Священническая" традиция полностью противоположна традиции "героической". Верх здесь одерживают сентиментальные, эмоциональные, теологические и мистические составляющие. Согласно Эволе, Запад встал на этот путь после падения Римской Империи и воцарения христианства. Неотъемлемой частью этой традиции является доктрина спасения (и фигура искупителя). Евгений Головин называл это "христианской алхимией". Мне, безусловно, близка именно героическая реализация.

 

Игорь Лукашенок – Натэлле Сперанской (30 мая 2015 г.)

С трудами Эволы я знаком самым поверхностным образом. Однако я понимаю общий смысл Вашей позиции. Вы настаиваете на преобразовательной, фаустианской идее. Вам ближе позиция не богочеловека, но человекобога. А мне обе эти позиции дороги. Ибо только в признании собственной ограниченности (предзаданности) осознаёшь всю свою силу, весь свой героизм. Божественное проявляется в нас так, как ему угодно. Завоевание Небес имеет смысл только в человеческом измерении. Диониса невозможно пленить или убить, как нельзя распять Христа на кресте, ибо энергия божественного неподконтрольна и неуничтожима. Что мы там собрались завоёвывать? Какие такие вершины мы думаем покорить? Если всё сводится к тому, чтобы преодолеть ветхого Адама силой магии, то стоит ли игра свеч? Признаемся честно, что все наши героические усилия, вся наша сверхчеловечность есть ни что иное, как удовлетворения собственного тщеславия. Впрочем, нам без этого никак, не для чего жить становится, сплин заедает. А ведь Ницше о другом сверхчеловеке говорил. Не о том воине, который огнём мысли и мечём деяний завоюет престол в дольнем мире, и не о маге, застывшем в эгоизме всевластия. Ницше говорил о мудреце, понимающем и принимающем бытие во всей его диалектической сложности. Он говорил о Просперо, который управляет Ариэлем и Калибаном не ради эгоистической выгоды, но ради того, чтобы провести заблудших людей через очистительную бурю. Вот какой идеал мне близок. Вашей натуре ближе, как я понимаю, манфредово начало. Что же, так брошены кости божественного жребия. Давайте дополнять друг друга. Давайте искать точки схождения на пути к истине. Сегодня интеллектуалам нужно не прыскать ядом, а сесть за стол мировых переговоров. Мир необходимо спасать от атеизма и капитализма, которые привели к ужасному нравстенному и умственному измельчанию человека. Сделать это возможно лишь общими усилиями. Надеюсь, что вы поддержите меня в этом стремлении.

 

Натэлла Сперанская – Игорю Лукашенку (30 мая 2015 г.)

Думаю, мне тоже дороги обе эти позиции, поскольку смотреть на мир одним единственным глазом значит быть наполовину слепым. Оба пути есть пути к преображению, но идти одновременно ими обоими, боюсь, не получится (также в алхимии есть влажный и сухой пути); человек делает выбор, от которого, в конечном итоге, зависит все. Но первый шаг начинается как раз с осознания собственной ограниченности, раздробленности, стремления обрести целостность, нащупать внутренний центр, связующий нас золотой нитью с божественным. Есть серьезный риск впасть в откровенный «титанизм»: титаны, дети Великой Матери, штурмовали небеса с целью низвергнуть олимпийских богов. Заметьте: не достичь чистоты и божественности, а именно низвергнуть, сбросить, сместить, подменить небо землею. Подобную ошибку повторяют многие из тех, кто идут героическим путем. Они не желают никакого богоподобия и преображения, им не нужен lapis philosophorum – ими движет стремление взгромоздиться на небесные троны в своем неизменном виде, любая метаморфоза для них губительна (к ним подходят Ваши слова об удовлетворении человеческого тщеславия). В отличие от человека, прилагающего титанические усилия, тот, кто обладает «величием души» или мегалопсихией, решается на теомахию как на испытание, на попытку самопреодоления; он не настолько глуп, чтобы полагать, что способен низвергнуть богов (даже известие о «смерти Бога» воспринимается им как видение ВРЕМЕННО пустующего трона, потому как он знает о вечном возвращении). Единственное, что его интересует – это преображение. // Дионис был преследуем и убит (разорван титанами; собственно, поэтому я настаиваю на анти-титанизме во всех его формах), но это бог, который всегда возвращается, бог, которого ждут эпопты, как последнего царя. Бог, преодолевающий смерть. Бог превращений, бог мистерий. В конечном счете получается, что мы видим перед собой один и тот же идеал, разнятся лишь наши попытки его описать.

Ошибка и Манфреда, и Фауста была в нарушении той тонкой грани, что пролегает между дионисийским и титаническим началом.

 

Игорь Лукашенок – Натэлле Сперанской (30 мая 2015 г.)

Вот теперь я вижу, что мы действительно сближаемся. Да, метаморфоза, преобразования, вечное становление... Перед смертью Гетё в разговорах с Эккерманом настаивал, что за гробом его ждёт не смерть, а всего лишь трансформация в новое деятельное начало. Это соображение вполне укладывается в олимпийскую парадигму, которую мы оба с вами разделяем. Но Юнгер.... Я читал его. Нет, Гёте бы его не понял. Юнгер не мистагог, к сожалению. Он пытается рационализировать, пытается перевести мифы с элевсинского языка на человеческий. Но мистерию нельзя описать. Её можно только пережить. У Юнгера всюду христианская логика, пытающаяся проанализировать вещи изначательно синкретические. Но их нельзя истолковать таким образом! Нельзя переводить их из области откровения в область профанирующего их нарратива: клетка останется, но птичка вылетит. И в этом, кстати, роковая ошибка Ницше. Его противопоставление аполлонического и дионисийского абсолютно надуманное, абстрактное. И это заблуждение, страшно сказать, породило на свет тысячи статей, трактатов, диссертаций. Да кто им всем сказал, что можно отделять форму от содержания, тьму от света, Элевсин от Олимпа! Ужасный двадцатый век только и делал, что всё каталогизировал и по полочкам расставлял. Надо теперь к синтезу придти, к цельной картине. Как много в философии и науке нам ещё предстоит пересмотреть в эту новую эпоху, которую я называю апейронической.

 

Натэлла Сперанская – Игорю Лукашенку (30 мая 2015 г.)

Юрий Витальевич Мамлеев в свое время удивительно точно подметил, что нам нужен язык метафизической парадоксии. Как мы можем говорить о мистерии, о нуминозном, о надиндивидуальном, используя привычные словесные конструкции? Подбирая фразы, минимально искажающие смысл, мы ищем точку опоры там, где почти не на что опереться. Трагично то, что у нас, русских, нет метафизического языка, и мы вынуждены заимствовать из другого тезауруса. На это указывал Сар Пеладан, но много раньше об этом писал Пушкин: «…метафизического языка у нас вовсе не существует; проза наша так еще мало обработана, что даже в простой переписке мы принуждены создавать обороты слов для изъяснения понятий самых обыкновенных; и леность наша охотнее выражается на языке чужом, коего механические формы уже давно готовы и всем известны» («О причинах, замедливших ход нашей словесности»). У Фридриха Георга Юнгера метафизический язык был. Здесь намечается момент моего несогласия с Вашей оценкой его «Греческих мифов». Я считаю эту книгу свидетельством сверхличностного внутреннего опыта, который сродни инициатическому. Фактически Юнгер сумел нащупать самый нерв «Теогонии» Гесиода и дать – впервые за всю историю европейской мысли – пространное описание Титаномахии с четким обозначением верхней бездны и бездны нижней. При всем желании я не могу усмотреть в его труде христианского дуализма, он предупреждает читателя о том, что не стоит мыслить Титаномахию, борьбу Богов с Титанами дуалистично. Пусть это покажется парадоксом (но к сакральному можно приблизиться только с помощью умения мыслить парадоксально), но эта μαχία не может быть приравнена к борьбе тьмы и света или добра и зла (которые действительно дуальны). Юнгер настолько поразителен в своих описаниях мира без Диониса, мира без Аполлона, мира, в котором воцарились Титаны, что у меня не остается никаких сомнений в том, что он исходит из собственного опыта. Интересно и то, что его «Греческие мифы» имеют триадическую структуру: 1) Титаны, 2) Боги (Аполлон, Пан, Дионис), 3) Герои. Он выделяет героическое начало как «промежуточное», срединное, как точку отсчета, с которой может начаться преображение героя в Бога либо, напротив, движение в сторону зова нижней бездны, к титанам, непримиримым врагам богов. Фауст находился в этой самой точке. Каков был его путь, мы уже знаем.

Что касается Фридриха Ницше, то его герменевтическая модель, сконцентрированная на противостоянии и взаимодействии двух начал, Аполлонического и Дионисийского, с самого начала стала для меня путеводной нитью, хотя я и осознавала, что она нуждается в дополнении. Эти начала нужно разделять, ибо они действительно нетождественны, однако между ними нет и не может быть никакого противоборства. Аполлон и Дионис мыслимы в союзе, во взаимодополнении, но не в конфронтации. Одно начинает вытеснять другое (лучше сказать о попеременном доминировании) в области эстетики; для меня это уже бесспорно. Но говорить о метафизическом вытеснении – это ошибка. После выхода книги А.Дугина «В поисках темного Логоса» для меня все встало на свои места, и мне жаль, что ни Фридрих Юнгер, ни Карл Кереньи уже не смогут ее прочесть. Должно быть, первый испытал бы что-то вроде шока, получив подтверждение своих прозрений и гипотез, а второй, наконец, нашел бы ответ на вопрос, почему модель «Аполлоническое-Дионисийское» столько времени оставалась на периферии европейской мысли, не оказав решающего воздействия на философию, психологию, антропологию, религиоведение, искусствознание и т.д. Да, Ницше назвал по имени лишь два начала, но только недавно я осознала, ЧТО именно он сделал. Мой учитель А.Дугин обратил мое внимание на изображение в книге «Integrum Morborum Mysterium» Роберта Фладда. Трудно было поверить своим глазам, но Фладд изобразил именно два фундаментальных начала – Диониса и Аполлона (глава «De generali Raritatù té Denßtatismyßerio»). Это 1631 год! Ницше, не читавший труд Роберта Фладда, приходит именно к двум этим началам! Я была поражена. Он признавался: «В молодости я встретил опасного бога и никому  не хотел рассказывать, что тогда произошло в моей душе – как хорошего, так и плохого. Так я постепенно  научился молчать, как учатся говорить, чтобы уметь молчать о главном». Ницше действительно его встретил и действительно научился молчать о главном.

 

Игорь Лукашенок – Натэлле Сперанской (30 мая 2015 г.)

Понимаю, что у нас разный как теоретический, так и практический опыт познания бытия. Потому и оценки наши вещей достаточно очевидных и давно в культуре существующих не могут полностью совпасть. Для описания мистерии не нужно придумывать специального языка. Он уже есть. Это язык нашего подсознания, воображения, интуиции, как хотите называйте. Однако переведённый в слова (особенно в прозу) язык этот теряет всю свою метафизичность.Пушкин говорит о слабой метафизичности нашего языка только в немецком смысле, а не в том смысле, какой мы с вами рассматриваем. Что касается нисхождения к титанам и восхождения к богам, то для меня это не более чем идеалистические метафоры (в своей основе глубоко христианские). И Юнгер, сам того не подозревая, глядит на античность через очки Лютера. Я же, человек стихийного воспитания, верю только в непрерывную метаморфозу жизни, указанную ещё Анаксимандром и Гераклитом... Впрочем, здесь я остановлюсь, возьму паузу и хорошенько всё обдумаю. Спасибо за пищу для размышлений, Натэлла! Я напишу Вам, но уже не сегодня.

 

Ирина Дробышева – Натэлле Сперанской (31 мая 2015 г.)

Добрый день, Натэлла! Уверенна, Вы знакомы с творчеством Эко, и с «Маятником Фуко» в частности. Перечитав собственный опус, окончательно убедилась, что я тот еще «ПИСС» и годятся мои тексты только для издательства «Мануций». Обратившись с Вашим предложением к человеку, пребывающему на Востоке, неожиданно для себя получила скорый ответ. Не уверенна, решитесь ли Вы опубликовать сие письмо, однако, его содержание несомненно, будет интересно для Вас. Пьяные, ускользающие смыслы, хлещущие между строк, ярость светоносного оскала. Аполлон и Дионис идут рук об руку.

Приветствую Вас, Натэлла. Не думали, что когда-либо будем писать Вам, но раз уж копошение интеллектуальных червей вынесено из морга в притвор роддома, значит пришло время появиться псам, охочим к мертвечине.

Предчувствуемое Вами Возрождение действительно неизбежно, ибо оно уже зачато здесь, в штольнях Донбасса, душном лоне Magna Mater, оплодотворённом кроваво-солнечным семенем. Начавшуюся мистерию невозможно остановить, она свершается во всей вертикальной множественности миров. Как бы отчаянно не упирались в гуманистическое прошлое интеллигентские мозги, их участь безжалостно предрешена.

Русское возрождение зародилось в Русской Смерти. От Русской Смерти зачата Зона, в ней ожили духи и боги. Жадно впитывали они иссохшими губами ароматную жертвенную кровь, радостно хохотали мухи Аполлона Актия, пируя на черно-бугристых лицах мертвецов. Зона расползается, плотоядно ухмыляясь громадам испуганно застывших городов. Насмешливые, все еще голодные боги жаждут экспансии, их не остановить, не сдержать декларациями, границами и саммитами. Год-два до начала Великой Вакханалии, тотального неистовства яростных менад, пока еще скованных консюмистской летаргией. Подключенный к аппарату искусственного сердца коллективный homo socialis неосознанно взывает к милосердию. Смотрите, сострадание вздымается над паралитиком неумолимой дланью Калигулы! Пробудившийся Гай Август Германик, в предвкушении невиданного пиршества, вожделенно вторит Катону Старшему, лишь меняя «Carthago» на «Pax».

Перемолотые в мясорубке бойни уже возродились и выползают из дымящегося фарша русскими двиджа кшатриями. Стряхивая со светоносных камуфляжей обрывки плоти, воют под Двумя Лунами новые Инициаты, готовые ворваться в стерилизованный мир голодной сворой Аполлона Кинеея. Мы щерим пасти на оскопленного бога Постмодерна, ища спасение он суетливо инсталлирует антивирусы и файерволы, но наше рычание вырывает провода, плавит процессоры, терзает двоичный код бинарной реальности. Страхом бездетного бога мы пишем ритуалы новой Теургии, наш Храм оберегают растяжки и мины, зеленые демоны гранат, готовые откусить ноги наивному нарушителю священной черты. Барон Эвола и Эрнст Юнгер освящают наши оскаленные хоругви.

Нет, мы не допишем «Дионис гиперборейский», не пожелаем наследуя Поплавского, набивать ноздри кокаином, не станем рассуждать о таинстве пола, мы сожжем все книги и растерзаем осколочно-фугасными клыками каждого, кто встанет на пути. Смерть слишком важное событие в жизни, чтобы тянуть в него осипшие, простуженные буквы. Уверенны, Вы понимаете это не хуже нас. Возрождение без Смерти? Триумф Небесного Огня без Ритуала Сати? Нам требуется не Restauratio, не стряхивание пыли, не составление разбитой мозаики, но Возрождение сожженного термобарами Феникса, questi resurgeranno dal sepulcro, всеобъемлющее Rinascimento, тотальный μετεμψύχωσις мысли, культуры, миропорядка.

Игорь Лукашенок не зря опасливо озирается на 'колокола и попов'. Даже сквозь буквы мы чуем запах его расплывшихся, при мысли о новой инквизиции, зрачков. Какое Возрождение без Средневековья? Вой Фенрира стелится гарью пожарищ над застывшей в напряжённом ожидании землей, Вы чувствуете ? Расколов гуманистично-обеспокоенные черепа прикладами, мы рафинированно-неоднозначно бросим тельце мозговой улитки в бетонную ступу, раздавим, и полученным соком окрасим в порфиру бесцветный Закат. Таково будет подлинное восстановление таинства Тирского пурпура, так начнется Возрождение. Русский Бронзовый век облачится в багряницу.

Истинно нас интересует лишь один вопрос, с кем будете Вы, Натэлла, в час Великого Полдня?

 

Натэлла Сперанская – Ирине Дробышевой (31 мая 2015 г.)

В час Великого Полдня я буду с теми, кто подготовят Его приход, услышав голос пробуждения в Эоне вечной ночи.